— Вы ранены, у вас на руке кровь.
Юноша равнодушно взглянул на царапину и принялся вытирать кровь носовым платком.
Дамарис наблюдала за этой процедурой с явным неудовольствием.
— Нужно обработать рану по всем правилам, — обеспокоенно сказала она. — Я покажу вам дорогу наверх, а потом Керри наложит вам пластырь.
— Не стоит беспокоиться, — беспечно отмахнулся он. — Я промою ее морской водой, которая, к вашему сведению, уже сама по себе является отличным дезинфицирующим средством.
— Да, но тогда будет щипать.
Молодой человек опустился на колени у небольшого углубления в скале, наполненного водой, принесенной сюда приливом, и в следующий момент, словно в подтверждение справедливости ее замечания, его лицо исказилось от боли.
— А кто такая Керри? — спросил он, продолжая сосредоточенно заниматься своим делом.
— Мисс Керью, моя гувернантка. Я всегда зову ее Керри.
Он взглянул на нее снизу вверх.
— Бог ты мой, как старомодно! А в школу вас почему не отдали?
— Ну… вообще-то, здесь поблизости нет ни одной приличной школы, да и дедушка не хотел, чтобы я уезжала от него; к тому же он… он был не высокого мнения о современных молодых людях. Говорил, что они аморальны, дурно воспитаны и безответственны. — Дамарис так безапелляционно заявила об этом, что не оставалось никаких сомнений в том, что она и сама полностью разделяла ту же точку зрения. Все еще сидевший на корточках молодой человек продолжал внимательно разглядывать ее, пытаясь представить себе, каким могло быть ее детство. И ответ напрашивался сам собой: ее воспитывали в строгости, словно маленькую монахиню.
— Ваш дедушка, наверное, был старым консерватором, — мрачно проговорил он, — но у него не было права делать из вас невежду.
— Я не невежда! — запальчиво воскликнула она. — Керри — замечательный учитель. Она образованная женщина, имеющая кучу научных степеней и прочих званий. Она говорит, что мне хорошо дается история, иностранные языки и английский. А вот математика — мое слабое место.
— Женщины редко становятся математиками, — сухо ответил он. — Работа с цифрами предполагает наличие логического мышления, а разве логика женское дело? Но я вовсе не подвергал сомнению вашу академическую образованность, дитя мое. Просто, на мой взгляд, вы гораздо лучше осведмлены о жизни древних бриттов, чем о современных хомо сапиенс.
— Я знаю, это латынь, — торжественно объявила она, — и в переводе это означает "человеческие существа".
— Представителем коих я, в частности, и являюсь. Современный человек, представитель упаднического поколения, от контактов с которым вас так заботливо оберегали.
Дамарис смущенно покраснела, принимаясь лихорадочно соображать, была ли она и в самом деле непозволительно груба с ним, или же он просто насмехается над ней.
— Вообще-то, я вовсе не хотела вас обидеть…, - виновато проговорила она.
— Я в этом не сомневаюсь. Скажите, а я произвожу на вас впечатление аморального, безответственного и невоспитанного типа? — Он встал, выпрямляясь во весь рост, сложил руки на груди и вопросительно взглянул на нее, словно приглашая ее приглядеться к нему получше.
Дамарис неопределенно пожала плечами.
— Откуда я знаю? Мы знакомы всего пять минут, и я не уверена, что вы настолько вежливы, чтобы не исказить и не перевернуть с ног на голову все мною сказанное.
Он добродушно рассмеялся. А все-таки девчонка ничего себе, с характером!
— И что, вам так никогда и не хотелось выбраться из этого заточения?
— А зачем мне было это делать? Нам с дедушкой было очень хорошо вдвоем. И больше никто нам был не нужен.
Ее губы задрожали, и она поспешила поскорее отвернуться, чтобы он не видел слез, внезапно навернувшихся у нее на глазах.
— А что теперь, — вкрадчиво проговорил он, — что вы намерены делать теперь?
— Ничего. Я жду приезда кузена Марка.
— Правда? — он недоуменно вскинул брови. — А кто такой этот кузен Марк?
— Марк Триэрн, новый баронет. Он живет в Южной Америке, и я с ним помолвлена.
— Что? — воскликнул он.
— Я должна выйти за него замуж. Такова была воля дедушки.
— Боже мой! — похоже, данное известие шокировало его до глубины души, и теперь уже Дамарис в полнейшем недоумении смотрела на него. — Но ведь…, - начал было он, но затем осекся на полуслове. И сделав над собой некоторое усилие, как-то странно улыбнулся. — Полагаю, вы уже встречались со своим женихом? — с таинственным видом предположил он.
Она покачала головой.
— Нет. Никогда.
— Хотите сказать, что согласились выйти замуж за первого встречного-поперечного, которого и в глаза-то ни разу не видели?
— Он не первый встречный, он член нашей семьи, — возразила Дамарис, подобно тому, как защищала Марка в разговорах с Хелен. — Он не первый встречный уже хотя бы потому, что носит ту же фамилию, что и я. — Она с сомнением взглянула на него. — Но вам этого все равно не понять. Дедушка говорил, что в наше время люди не чтут традиций.
Он снова улыбнулся, и на этот раз улыбка получилась необыкновенно обворожительной.
— Но не до такой же степени, — легкомысленно проговорил он. — Тем более, что это так неожиданно — русалка связанная узами помолвки с простым смертным. Может быть все-таки расскажете мне об этом поподробнее?
Он указал на скальный выступ и сел. Дамарис осторожно опустилась на камень рядом с ним, старательно натянув на голые коленки подол простенького платьица. Она была даже рада рассказать свою историю, так как кроме скептически настроенной Хелен ей в эти горькие дни и поговорить-то было не с кем. Выговорившись, Дамарис испытала огромное облегчение, хотя по всему было видно, что ее собеседник не отличался особой способностью к сопереживанию. Свою спонтанную исповедь она закончила так: